Взбудораженные азартом половцы прямо на лошади поснимали одежду, оружие приторочили к седлу и нагишом спрыгнули в воду. Приученные лошади пошли к берегу, а «рыбаки», улюлюкая и гогоча, выхватывали руками из воды ядреных карасей и бросали на землю.
Увлеклись — не до досмотра им. Ближний к берегу половец краем глаза уловил: кто-то крадется по берегу. Стремглав сиганул в сторону «пасшего» оружие. Бежал, ловко увиливая от пущенных вдогон стрел. Только с третьей стрелы упал в траву опрометчивый беглец. Незадачливые «рыбаки» метались по озеру в попытке дать деру в степь. Но русичи с луками наизготовку стояли по всему берегу. Глебко показал знаками — руки за шею и к ним. Половцам дали возможность одеться и, связав руки, уложили их в своем укрытии. У них вызнали: становище недалеко, за увалом. Есть там и русичи. Говорили без страха, уверенные — в плену пробудут недолго. Вокруг полно их дозорных. Глебко, пригнувшись, подбежал к увалу. Едва высунулся, и сердце пуще заныло. Великое кочевье. Насколь хватило взора, даже в дымчатой дали, степь забита табунами лошадей и стадами овец.
Каждый табун и отару охраняли верховые. Их сопровождали где две, где три кибитки — жилье кочевников. В кибитках семьи табунщиков, их нехитрый скарб: вся жизнь кочевников проходит на колесах. В сердцевине табунов раскинулось большое становище. Сотни кибиток и арб, сотни шатров и юрт. Повей ветер опасности, и эти войлочные вежи скорехонько сложатся на повозки и удалятся отсюда на многие поприща. Острые глаза Глебки разглядели множество оседланных коней и кибиток и снующих или кучно сидящих людей у костра. Где-то в этом стане его Святозара. В кибитке ли она льет слезы или в шатре среди ханских жен пригорюнилась одиноко? Пока разглядывал кочевье степняков, ближний к нему табун, пощипывая траву на ходу, не спеша тронулся к озеру. Два табунщика унимали восторженных жеребят, порывавшихся неподдать в степь. Хлопки длинных плетей подправили их в косяк. Передние лошади подняли головы. Видно, учуяли воду и трусцой дружно побежали к озеру. Следом ехали две кибитки, несмазанные колеса настырно скрипели, схожие с визгом голодных вепрят.
Из одной кибитки высовывался бородатый мужчина. Другой управляла пожилая женщина. У озера они распрягли лошадей, пустили их на водопой. Из кибиток вышли женщины: смуглые, раскосые, совсем не похожие на Святозару. Одна из них с котлом в руках направилась к озеру за водой. Две другие стали собирать сухой конский помет, сложили его в кучу. Подсунув пучок сухой травы, подожгли сухой помет огнивом. В котел с водой сначала бросили какую-то траву, а потом большие куски конины. И вдруг Глебко, успевший в укрытие к своим, весь напрягся. Из второй кибитки, отпахнув полог из конской шкуры, вылезла стройная женщина, на ходу сбрасывая с себя одежду, побежала к озеру. Когда предстала совсем нагишом, Глебко огорченно вздохнул: «Нет, не Святозара!» Святозара, она вон какая красивая — все при ней!
А эта смуглянка, угловатенькая, со смутным намеком на груди. Неприглядная. Только темный жгут волос, нависший над крутеющим задком, и красив.
Юная степнянка с разбега бултыхнулась в озеро. Крупные брызги окутали ее, шлепнулись на расходящиеся круги. Она запела какую-то свою гортанную песню.
За ней из кибитки высыпали половчата: босоногие, голопупые, и тоже — бултых в воду.
Бородатый половец — по всем видам глава этой кочевой семьи — позвал табунщиков: наверно, сыновей. Что-то гортанно сказал, показывая на низы кибиток. Они тут же принялись сдвигать с деревянных осей сплошные тяжелые колеса, жиром смазывать сухие подпаленные оси и разболтанные дыры колес.
Приспел котел. От него валил пар. Взрослые уселись у костра и, поддевая палками, начали накладывать куски мяса на деревянные блюда перед собой. Потом, зачерпнув чашей дымящегося варева, сыпали в него поджаренную ячменную муку, мешали, студя, лепили из теплого теста сыроватые шарики. Видно, делали что-то в виде хлеба. Бородач поднял голову. Из степи, невесть откуда, подъезжали четыре всадника на коротких, мохнатых лошадях. На всадниках — войлочные шапки-нахлобутки. К седлам приторочены луки и стрелы. Старый степняк даже не встревожился: «Свои. Из дозора». И продолжал отрывать зубами недоваренную кобылятину, заглядывая в казан: осталось ли чем там утолить голод непрошенных гостей. А всадники, приблизившись, разом схватили луки, приладили стрелы и нацелились ими на мужчин. От неожиданности из рук бородача вывалилось мясо. Хоть он и подал знак сыновьям: оружие у колес кибиток, но Глебко опередил:
— Ложись, — не громко, но властно сказал он. — Руки и ноги врозь.
Под жалами стрел мужчины и женщины без звука исполнили повеление русичей. Степняков завязали овчиной. И только после этого вспомнили о купавшихся. Но — поздно хватились: в озере их не было. Бросились на поиски: далеко они убежать не успели. Половчат переловили голенькими в прибрежных камышах. А где же смуглянка?
Глебко взметнулся в седло, выскочил галопом на пологий берег и увидел почти у самого увала убегающую голую смуглянку. Еще чуть-чуть, и она добежит до гребня увала и увидят из становища, поднимут великую тревогу. Безжалостно ударив свернутым арканом по ушам лошади, Глебко, пригнувшись, пустился вдогонку. Напуганный конь, пластаясь над травой, зримо нагонял путающуюся в ней смуглянку. Глебко на скаку готовил аркан. Не промахнуться бы! Не дать ей выскочить на увал! Глебко плавно отводит руку с арканом назад… и накидывает его на смуглянку, круто поворачивает коня в сторону, объезжая захлестнутую девицу. «Не задушить бы!» Не выпуская повода, соскочил с лошади, подбежал к ней, распластанной на траве. Она руками расслабляла удавку на груди, но голова ее уже клонилась на бок: от бессилия или от туго натянутого аркана.
Растянув петлю, снял ее с влажного горячего тела, поднял на руки и вялую осторожно положил поперек холки лошади, вскочил в седло.
От тряской рыси она пришла в себя и острыми зубками впилась в руку Глебко. Он, не выпуская повода, другой рукой шлепнул ее по крутой заднице.
Присмирела. Только от беззвучного плача подергивались плечи. И жалость полоснула Глебко: вот так, знать, страдала и его умыканная Святозара. Нет, больше: сынишка-отъемыш остался сиротой, а с ним — и ее сердце. Каково ей теперь, горемычной?
У него шевельнулось сострадание к своей полонянке и к ее семье, если она у нее есть. Подъехав к озеру, он бережно, как когда-то Святозару, на руках отнес пленницу в кибитку к своим связанным родичам, оглядел их и велел своим отрядникам ослабить овчинные повязки на лицах. Теперь нужно было торопиться: чем дальше от становища степняков, тем ближе встреча с полоненными или родичами. Лишь бы избежать встреч с супостатами в степи. Ближние их дозоры теперь не страшны, но дальние — миновать еще нужно. Обидно будет, если отряд задержат у самой родной Рязанской земли. Но и позади опасность велика: хватятся половцы о пропаже своих, и тогда — погоня. А время только полуденное. Солнце палит жгуче. Пленные стали стучать о настил кибиток. Их, видно, мучит жажда. Да и лошадям водопой нужен.
Свернули к ближнему озеру, поросшему тростником с темно-рыжими атласными палицами и еще мясистой осокой, чтобы сделать передышку, сменить загнанных лошадей в упряжке на свежих.
Поменяли. Усталых выпустили в степь, на произвол. И опять — гонка по степи, ближе к Рязанской земле. Глебко первым увидел: скачет отряд степняков. По виду сообразил: это не погоня. Погоня бывает со спины и с луками наизготовку. У этих, видно, цель иная: узнать — чей караван? Завидев белый туг — знак купеческой принадлежности каравана, половцы стали попридерживать коней. Успокоил их и конвой верховых в половецкой одежде, а поэтому отряд свернул лошадей: порысил своим путем.
Но что-то остановило его. Может, насторожили взмыленные кони каравана или очень уж опасные оглядки конвойных? Отряд развернулся и опять помчался к каравану. От него отделился всадник и вплотную подскакал к кибиткам, что-то крикнул. И тут из кибитки раздался женский крик о помощи.
Конвойные русичи в половецкой одежде схватились за луки, пустили вдогон рванувшемуся к отряду всаднику стрелы. Ударили по лошадям плетями, кибитки рванулись вперед.
А половцы совещались. Из их четверки отделился один и помчался в сторону кочевья, а трое оставшихся, не догоняя, скакали следом за кибитками.
Глебко все чаще и чаще посматривал на солнце. Оно как будто приросло к небу. Не дай бог, если посыльный преследователей где-нибудь за увалом встретит своих и приведет их на помощь своему отряду?
