Ссылаясь на отсутствие в Успенском соборе нартекса, то есть западного членения храма со стенкой, отделяющей эту часть храма от центральной, Г. Ф. Корзухина-Воронина датировала собор серединой XII века. Однако нартекс там был: в южной его части он отделен стеной крещальни, а в северной – стенка тоже была, расположение гробниц убедительно доказывает это. При зафиксированной небрежности работ 1836 года остатки тонкой стенки просто не заметили.
Не следует также оставлять без внимания и то, что этот храм был сложен из кирпича из каолиновых глин, как и все постройки XI века на юге Руси.
Следовательно Успенский собор можно датировать более ранним периодом – рубежом XI-XII веков.
Спасский храм Г.Ф.Корзухина-Воронина датировала концом XII – началом XIII века на основании его сходства с Георгиевским собором в Юрьеве-Польском и предположения, что у Спасского храма были круглые столбы, предположения, которое убедительно отвергнуто последними исследованиями.
С собором Юрьева-Польского есть лишь некоторое сходство плана, но нет идентичности зданий. Сходство этих планов ни о чем не говорит и даже может быть свидетельством обратного процесса. Итак, датировка храма концом XII – началом XIII века остается необоснованной.
Вместе с тем нужно учесть историческую обстановку этого периода. В средние века постройка каменного храма считалась актом „божественного промысла”. „Все материальные силы, все интеллектуальные силы общества сходились в одной точке – в зодчестве”. Строительство каменного здания мобилизовало все силы народа. При неблагоприятных внешних обстоятельствах оно прекращалось. Именно так было в Рязани во второй половине XII – начале XIII века.
С середины XII века возникло ожесточенное соперничество Рязани и Владимира, в котором верх постоянно брало Владимиро-Суздальское княжество, и усилия Рязани были направлены исключительно на политическую борьбу и войны. После битвы при Колокше (1178) рязанские князья попали в плен и просидели в тюрьме Владимира до 1212 года. С 1160 года по 1220-й чуть ли не ежегодно рязанцы вели войны с Болгаром, а после 1220 года – с мордвой. Короткий период успехов с 1174 года по 1176-й тоже не дал Рязани передышки. Князь Глеб Ростиславович в это время был во Владимире, занятый политической борьбой и сражениями. Предположить, что в таких условиях в Рязани была возможность вести строительство оригинального и богато украшенного храма, трудно.
Следовательно, время постройки Спасского храма Старой Рязани нужно отнести назад, по крайней мере, к середине XII века. Кстати, при раскопках А. Селиванова в 1888 году ,,в средней части храма, близ передних столбов, в слое, где хранились следы кирпичного пола“, им были найдены монеты Иоанна Комнина (1118-1143). Это дает основание перенести датировку Спасского собора по крайней мере к сороковым годам XII века.
Поделки из металла. Старая Рязань. XII в.: 1-3 – накладки на колчан; 4-7 медные и биллоновые украшения; 8-12 – фрагменты паникадила
Необходимо учесть и оптимальные периоды в истории Старой Рязани, когда в ней могло развиваться капитальное строительство. Три чернигово-рязанских князя были так широко известны своей строительной деятельностью, что о ней упоминали даже в летописях других княжеств. Это – Олег Святославович (1094-1115), Давид Святославович (1097-1123) и Ростислав Ярославович (1129-1154).
Подводя итоги соображениям о возможной датировке рязанских храмов, будет естественно предположить, что Успенский собор Старой Рязани следует отнести к периоду деятельности Олега Святославовича (до 1111 г.), вероятнее всего, к 1098-1101 годам, а Борисоглебский – ко времени княжения Давида Святославовича (до 1120 г.), вернее всего, к 1116-1119 годам. Спасский же храм можно отнести к периоду деятельности Ростислава Ярославовича, точнее, к 1140-м годам, когда его брат Юрий ушел княжить в Муром.
Можно также напомнить, что крупнейший специалист по древнерусской архитектуре и ее археологическим остаткам М. К. Каргер также считает, что старорязанский Спасский храм возник раньше Михаилоархангельской церкви в Смоленске (1180).
Несколько особняком стоит церковь в Новом Ольговом городке. Г. Ф. Корзухина-Воронина рассматривала Ольгов городок как загородную резиденцию рязанских князей, которая „могла возникнуть только после возвышения Рязани”. Соответственно она датировала церковь в нем второй половиной XII века. Однако возвышение Рязани, наименование ее „великим княжеством”, хотя и отмеченное в летописях в 1147 году, произошло, надо полагать, несколько раньше – в начале княжения Ростислава Ярославовича, то есть уже в 30-х годах XII века. Для нас важнее, однако, то, что загородная резиденция рязанских князей была в другом месте – в селе Исады, в семи километрах от Рязани, на берегу Оки, на восточной стороне ее излучины. Ольгов же городок имел значение, возможно, только для Тмутаракани в период ее обособления от Чернигово-Рязанского княжества, то есть до возвращения Олега Святославовича в Чернигов в 1094 году, так как этот городок давал возможность контролировать транзит с Оки, находившейся тогда под властью Всеволода Ярославовича, в Тмутаракань, где властвовал „архонт Матрахи, Зихии и всей Хазарии“ Олег Святославович. К этому времени и можно отнести постройку церкви в городке.
Костяная накладка. Старая Рязань. XII в.
В подкрепление датировки, предложенной Г. Ф. Корзухиной-Ворониной, приводилось также замечание о том, что в растворе кладки стен этой церкви отсутствовала цемянка. Это иногда считают характерным для зданий конца XII века. Однако следует напомнить, что в ряде построек XI века и начала XII века раствор без цемянки тоже использовался, например, в церкви Вышгорода 70-90-х годов XI века, церкви св. Бориса и Глеба на реке Альте. Кстати сказать, А.Л.Монгайт утверждал, что стенки церкви в Ольговом городке были сложены именно на цемяночном растворе. Таким образом, убедительных доводов против датировки церкви в Ольговом городке концом XI века пока еще не выдвинуто. В пользу же такой датировки говорит также сравнительная простота плана здания при всей его оригинальности, а также некоторая неправильность разбивки его, что характерно для ряда построек XI века. Может быть, эту церковь возводил тот же зодчий, что и Успенский собор Старой Рязани? Об этом свидетельствует идентичность в обоих случаях приемов устройства фундаментов и размерность кирпича. Это предположение опять-таки дает нам возможность сблизить время постройки этих зданий.
Исследователи отмечали поразительное сходство планов, размеров и строительной техники Успенского собора Старой Рязани и одноименного собора Елецкого монастыря в Чернигове (вплоть до наличия в обоих встроенной крещальни).
Удивительное это сходство ограничивает возможность датировки как одной, так и другой церкви коротким периодом от 1094 года до выделения Рязани в самостоятельное княжество в 1127 году. На этом основании можно также привлечь данные о церкви Елецкого монастыря, существующей и поныне, чтобы представить, каким мог быть Успенский собор Старой Рязани.
Вероятно, это был огромный, высотой около 26 метров до верха купола, шестистолпный, крестовокупольный, трехапсидный храм, с тремя притворами, длиной около 30 метров, а шириной (без притворов) около 20 метров. Западное членение собора отделялось от основного помещения с южной стороны апсидой крещальни, а с северной, заполненной гробницами, тонкой стенкой. Здание венчали три главы на высоких барабанах – над средокрестием и над западными частями соборов.
Стены, сложенные из кирпича (порядовая кладка) на белокаменном цоколе, были затерты известью и расписаны под квадры белого камня. Пилястры на стенах имели выступающие полуколонны с резными из белого камня капителями романского типа (плетенка из стеблей растений, изображения животных и птиц). Порталы были уступчатые и завершались дугообразным архивольтом с резьбой из белого камня. На соборе, видимо, были и маски – сохранилась голова мужчины, упоминалась в находках также голова льва. На уровне основания закомар, по верху апсид и в карнизах барабанов глав здание украшал аркатурный фриз с поребриком (из лекального кирпича). Внутри собора были фрески, а в окнах центрального барабана, возможно, витражи. Полы были из цветных глазурованных плиток, а двери обиты медью с рисунками золотой наводкой по черни. Купола и своды покрыты свинцом, а кресты позолочены.
Композиция храма была стройная, уступчатая: внизу притворы, немного выше – боковые апсиды, еще выше – центральная апсида и закомары собора, затем боковые главы и, наконец, венчающая всю композицию центральная глава.
Это, по всей видимости, было поистине великолепное здание, надо полагать, поражавшее современников оригинальностью и изысканной красотой.
Уже высказывалось мнение, что рязанские храмы были построены каким-то пришлым зодчим. Особенности архитектуры Успенского собора дают возможность предположить, что этот зодчий был привезен Олегом Святославовичем из Византии. Во всяком случае, он был уже знаком с особенностями романского стиля архитектуры Запада. Вместе с тем в Успенском соборе использованы пропорции „золотого сечения“. Б. А. Рыбаков раскрыл тайны найденного в этом храме А.Л. Монгайтом „вавилона“ – схематического чертежа всех пропорциональных построений здания, вычерченного очень тонко и аккуратно на глиняной доске.
Олег Святославович, уйдя княжить в Новгород-Северский и заботясь, видимо, о судьбе своих сыновей Всеволода и Святополка, надо полагать, построил, как уже говорилось, в начале XII века у южной Черной речки на плато Старой Рязани княжескую усадьбу. Вероятно, Давид Святославович построил там Борисоглебский храм. Успенский собор, возведенный на посаде, и Борисоглебский княжеский храм разделяли, по принятой датировке, только пятнадцать лет. Есть достаточные основания считать, что оба здания возвел один и тот же зодчий: они сходны по плановому решению (в Борисоглебском храме нет, однако, притворов и крещальни, которая необходима в соборе, но не нужна в храме князя; Борисоглебский храм, вероятно, имел только одну главу), почти совпадают в размерах, имеют один и тот же размер кирпича и одинаковую строительную технику.
Древний план Переяславля-Рязанского: 1 – кремль Переяславля XV-XVIII вв.; 2 – Старый острог; 3 – острог (Верхний посад); 6 – Владычная (Борисо-Глебская) слобода; 7 – Черный посад; 8 – Всполье; 9 – Ямская слобода; 10 – Выползово; 11 – древний торг
Борисоглебский храм был тоже значительным произведением древнерусской архитектуры. И он, вероятно, был украшен белокаменной резьбой, а внутри фресками, мрамором и цветными плитками пола.
Оригинальность плана Спасского храма Старой Рязани очевидна. Такой план (фактически тоже крестообразный в своей основе), с открытыми внутрь притворами, с крестчатыми столбами под куполом, с пятью апсидами (две из них на северном и южном притворах) был в XII веке новинкой во всех княжествах Древней Руси. Он явился, так же как планы таких зданий, как Спасо-Преображенский собор в Переславле-Залесском, первой ступенью перехода от удлиненного базиликального плана к центрическим четырехстолпным. Храмы, подобные Спасскому, известны с XII-XIII веков на всем протяжении „янтарного” пути от Нижнего Новгорода до Полоцка. Был подобный храм и в Новгороде-Северском. Очевидно, что прообразы этих зданий нужно искать (и их немало) в Византии. Ближайший к нам храм – храм X века в „Херсоне” (Херсонесе). Однако он значительно меньше по размеру, чем Спасский храм Рязани, и без столбов.
Храм Старой Рязани был выдающимся созданием древнерусской архитектуры, оказавшим влияние на дальнейшее развитие композиции центрических храмов на Руси. Этот собор тоже имел, надо полагать, белокаменные резные детали. Разный характер и даже стиль дошедших до нас образцов древней рязанской резьбы по камню дают основание считать, что такие детали были на всех трех храмах Старой Рязани. К. Калайдович видел в начале прошлого века на кладбище Старой Рязани многие белокаменные надгробия, перетесанные из архитектурных фрагментов.
Церковь Нового Ольгова городка по своему плановому решению не имеет аналогий в предшествующей архитектуре Руси. Трудно найти прямую аналогию ей и в архитектуре других стран. Конечно, до наших дней не дошло подавляющее большинство храмов той эпохи, особенно малых. Все же Г. К. Вагнер нашел в какой-то мере сходный прототип ее в Болгарии. Вообще же говоря, ее план является как бы суженной и вместе с тем несколько усложненной схемой „открытого креста“, которая с древнейших времен была излюбленной у славян и галлов. Ближайший к нам пример – „храм за городом“ в Херсонесе (X в.).
Размеры подкупольного пространства церкви Нового Ольгова городка чуть ли не 8 метров. Это при отсутствии столбов предполагает смелую конструкцию, возможно, сочетание арок и свода. На фасадах церкви тоже были полуколонны, ее украшали белокаменная резьба и фрески. Несомненно, для конца XI века это была своеобразная и интересная постройка. Таким образом, архитектура Старой Рязани вырисовывается как оригинальное и значительное художественное явление в средневековой Руси. С зодчеством в то время были тесно связаны скульптура, резьба, монументальная живопись, прикладное искусство.
О пластике рязанских мастеров этой эпохи можно судить по найденным археологами фрагментам белокаменной резьбы, которая украшала соборы Старой Рязани. Особенно интересна белокаменная резная голова бородатого мужчины – очень редкий, своеобразный памятник искусства не только Рязани, но и всей Древней Руси.
Очень красивы были двери соборов, украшенные медными листами (клеймами), на которых по черному лаку золотой наводкой были нанесены декоративные рисунки, сцены из Священного писания. Один такой лист частично сохранился (ГИМ). На нем изображено ,,Крещение“. Рисунок точен, пропорции фигур правильные, композиция уравновешена. Хотя техника золотой наводки была заимствована из Византии, это клеймо было исполнено древнерусскими мастерами. В нем поражает смелый отход от строгих канонов византийской живописи и определенные, характерные для всего искусства древней Рязани элементы реализма, прежде всего в лицах изображенных (значительные элементы реалистической трактовки лица очевидны и в упомянутой выше резной из камня голове мужчины).
Это первые из известных парадные двери такого рода в соборах на Руси. В дальнейшем они появились в разных местах. В летописях есть упоминание о „дверях, дивно устроенных медию золоченою”. Такие двери сохранились в Суздале (врата Рождественского собора, XIII в.), а также в Новгороде (Васильевские и Лихачевские врата, XIV в.; вторые сохранились фрагментарно).
Рязанские церкви были расписаны цветными сюжетными фресками. Они придавали торжественный и красочный вид внутреннему облику зданий. Возможно, что в каких-то частях такие росписи имелись и снаружи. До наших дней фрески не сохранились, найдены только фрагменты.
В рязанских храмах были иконы. О том, что нередко они были выдающимися произведениями искусства, говорит, например, упоминание в летописи об иконе св. Параскевы Пятницы в городе Казари под 1147 годом. Этот город находился вблизи от современной Рязани, на месте нынешнего села Казарь Солотчинского района. Известны были также иконы „Богоматерь Муромская”, „Никола Заразский“, „Одигитрия” и другие. Развитый художественный вкус если не самих работавших в Рязани иконописцев, то во всяком случае их покровителей, вероятно, может подтвердить тот факт, что знаменитейшая по своим художественным достоинствам икона Древней Руси „Богоматерь Владимирская” (византийская) была взята Андреем Боголюбским во Владимир из храма св. Бориса и Глеба, построенного в Вышгороде (под Киевом) рязанским князем Олегом Святославовичем и им украшенного.
Иконы выполнялись и в технике перегородчатой эмали (финифть) на маленьких пластинках. Они носились на груди. Этот вид икон тесно связан с ювелирным искусством древней Рязани, которое достигло высокого уровня совершенства. Например, немецкий монах Теофил писал в ту пору в своем трактате, что Русь „в тщательности эмали и разнообразии черни” превосходит все страны, а рязанские эмали не уступают по качеству другим русским эмалям того времени.
Интересны изделия из кости – накладки на колчаны, рукояти ножей, декоративные украшения для книжных переплетов. В них часто использованы мотивы „звериного стиля”.
Различные художественные ремесла, в том числе и ювелирное мастерство в Рязани XII века развивались бурно. Это подтверждают многочисленные находки при раскопках на городище Старой Рязани. Мы, вероятно, ничего не узнали бы о ювелирном искусстве Рязани, если бы в 1822 году крестьянин, который пахал на городище Старой Рязани, случайно не нашел знаменитые княжеские бармы – своеобразное ожерелье, которое, вероятно, князь носил на груди.
Бармы из Старой Рязани – шедевр ювелирного искусства Руси XII века. Две цепи из золотых ажурных бусин, покрытых сканью (филигранью), зернью, жемчугом и самоцветами, служили для подвески двух крупных колтов и девяти медальонов поменьше, на лицевой стороне которых расположено по крупному белому яхонту в золотой оправе, окруженному жемчужным кольцом. По краю колтов и медальонов – еще одно жемчужное кольцо. Между ними на поле колтов и медальонов тоже по кругу и в ажурной золотой оправе, приподнятой над полем медальона, находятся крупные сапфиры, рубины, аметисты, топазы. Между камнями по золотому полю размещена двухъярусная рельефная скань из золотых жгутиков, которые поднимаются над полем и припаяны только по концам. Замечательны и рисунок скани – своеобразный, в условной форме, растительный узор – и необычайная тонкость ее выполнения.
На оборотной стороне больших колтов помещены изображения св. Глеба и св. Бориса из перегородчатой эмали. На трех медальонах – такие же иконки „Оранта , „Св. Ирина” и „Св. Варвара”. На оборотной стороне остальных медальонов размещены драгоценные камни. Икона „Оранта” окружена золотой рубчатой проволокой и кольцом из крупных жемчужин. Два кольца мелких жемчужин с драгоценными камнями в просвете расположены по краю медальона. Между этими кольцами золотое поле усыпано драгоценными камнями и покрыто плоской сканью уже другого, но не менее красивого рисунка, которая припаяна по всей длине. Так же украшены и другие медальоны и колты на их оборотной стороне.
Особенно интересен медальон со вставной иконой, называемой „Оранта”, византийской работы. Необычайно совершенна в ней техника перегородчатой эмали. Отверстия по краям иконы говорят о том, что раньше ее, видимо, нашивали на одежду. Весьма возможно, что ее привез из Византии князь Олег Святославович и к ней, как особо чтимой, потом был сделан весь этот набор украшений с другими иконами и медальонами.
При небольшом количестве красок (голубая – хитон и нимб; темно-синяя – мафорий; телесная, золотая и пурпурная – ободок нимба) колорит иконы кажется довольно ярким и свежим, несмотря на то, что она находилась в сырой земле в течение шестисот лет. Лицо Оранты исполнено такого изящества, так прозрачно и одухотворенно, что напоминает живопись маслом, и кажется невероятным, что такой эффект достигнут в эмали.
Все остальные элементы и изображения на бармах выполнены искусными рязанскими мастерами. Цветовая гамма их очень сдержанна. Это можно рассматривать как характеристику школы или как следующую более высокую ступень развития искусства перегородчатой эмали по сравнению с киевскими эмалями, в которых отмечалась некоторая пестрота. В рязанских эмалях очевидна и большая тщательность исполнения рисунка, к тому же более живого, чем в киевских.
Археологические находки дали нам образцы и некоторых других ювелирных изделий рязанской работы тех веков: бус и серег со сканью, зернью и жемчужной обнизью, иногда с мелкими камнями, нательных крестов из яшмы, кипариса в золотой или серебряной оправе с зернью, крестов с выемчатой эмалью, звездчатых подвесок, обильно украшенных зернью и сканью, ожерелий и т.п. Ряд этих вещей хранится в Эрмитаже и в других музеях России.
Предыдущая глава: Рязань – страницы истории (часть I)
Следующая глава: Рязань – страницы истории (часть III)
