Показывай, где казна. Не покажешь — кожу с живого сдирать ножами будем!
Стоит Миронка прямо. В глазах не оробь — решимость отвердела.
— Поведу в лес, там и схоронку укажу.
Селяне поясными поклонами провожали Миронку — их спасителя, а выпущенные из чулана бабы уж с детьми на руках на колени встали, молились на Миронку как на святого: «Спаси тебя бог!».
Знали селяне — Миронка идет на смерть.
Солнце выше. Еще на два локтя выше. Еще на три, а Миронка все ведет по пронской дороге татар. Все дальше оттягивает от селища карателей. «Не вернулись бы, как обнаружат обман». Наконец он свернул в лес и по примятым зверьем тропам повел отряд в глубь леса. То тут заставит копать землю, то там. Тянул время. Придумывал, как бы от захлестнутого на нем аркана освободиться. Но крепким узлом стянут волосяной аркан. Знал теперь Миронка — ему не долго бел-свет видеть. Но пройдет совсем мало времени, и он запросит у бога скорой, скорой смерти. Вот ведь какую казнь придумали басурманы.
Убедившись, что их водят за нос и казну они не найдут, отряд спешился. Держали совет. Придумывали казнь помучительней. Один предложил казнить по-монгольски: переломить хребет Миронке, другие — туго закатать в войлок, третьи — засунуть его в свежеободранную шкуру. Усыхает долго — мучиться долго. Страж, познавший кулак Мирона, пряча злобную ухмылку, цедит сквозь зубы:
— Мурашам отдать на съеденье… Пусть воровские руки этого татя по крошке угрызают. Тоньше станут, авось от пут освободится и пусть себе левой рукой в правом кармане серебро наше пересчитывает.
И довольный выдумкой, по-лешачьи, с гоготком захохотал. Голого Миронку опутали арканом от плеч до пят. Нашли большой муравейник. По краям холмика вбили четыре кола. Распотрошив муравейник, они засунули туда голого Мирона, накрепко зачетвертовав его.
Охотники из соседнего селища проверяли ловушки на соболя. И вдруг, о, ужас! В муравейнике облепленный муравьями лежал спутанный человек. Когда они стряхнули рыжую тварь, — еще больше содрогнулись. Тело страдальца выедено ямками, в иных местах до костей. Губы съедены. Обнаженные зубы накрепко стиснуты. Глаза без век – кругло белели.
По-христиански придали земле охотники этого великомученика, не пожалевшего своей жизни, чтоб селян своих из беды вызволить.
…Хазарка то и дело бегала к омуту. Клад охраняла. А вдруг туда Миронка за кладом придет.
В конце седьмицы слух в сельце прошел: «В лесу мертвого нашли. Миронку». Хазарка как узнала — так к омуту. День сидит. Другой. Все ждет, когда душа Миронки в воде обкажется. Долго ждала. И венки из белых цветов сплела, сидит, в воду уставившись: не покажется ли на миг Миронка.
Из воды то рак усатый высунется. Махнет клешнями и задом вперед плывет. То сом выкажет лобастую морду и разом проглотит зазевавшуюся утку. Из травы беспрестанно стрекотали цикады. В голове засвербило. Вроде явствь поблазнила. Почудилось, будто Миронка так легонько машет, словно зовет ее к сёбе. Сняла с себя Хазарка яркую распашню. В белой нижней рубахе осталась. Косу расплела. На голову венок одела. Стоит — не дать, не взять — русалка над водой. Ждет, когда снова ее поманит Миронка. Вот и ночь на воде разбросала светлячки. Луна выставила свой приглядныи лик. Нет, это не круги от всплеска рыб колышут луну! Это Миронка ей улыбается. Зовет к себе… Заторопилась Хазарка.
— Сейчас, сейчас! Я к тебе, Мирон. Венчаться…
…С тех пор рыбакам видеться стала Хазарка, принявшая облик русалки. Выходит на берег, раздвигает листы папоротника, ищет что-то…
А как лес вырубили, река потощала и стала маленькой речкой — негде стало обитать русалке. Исчезла, но не совсем исчезла. В самой речке теперь ее имя — Казарка.
По материалам книги Виталия Горчакова “Рязанские клады”
