Помнить, чтобы не забыть

защитники Родины

Писать о прошлом – ходить по лезвию ножа. «Так ли уж великолепен был XIX век вообще на Руси и в Рязани в частности? — воскликнет иной чересчур въедливый читатель, пробежав глазами предыдущие главки. – А крепостное право и безземелье крестьян? А бесправие рабочего класса? А горькая участь разночинной интеллигенции? А расстрелянная в Кровавое воскресение вера в царя-батюшку?»

Было, все было, дорогой и всезнающий читатель. Была и холопская преданность крепостного мужика своему кормильцу-барину, и лютая ненависть к нему же: не случайно большинство в сермяжном войске Ивана Болотникова составили рязанские крестьяне, а их дети и внуки примкнули к другому легендарному вождю взбунтовавшейся России – Стеньке Разину, правнуки – Емельяну Пугачеву помогали. Многоголосым и многолетним эхом тех внутригосударственных войн, прозванных в нашей истории Крестьянскими, катились по Руси неурожаи, голод, чумной и холерный мор… Были пролетарские стачки на хлудовских бумагопрядильнях, разгоняемые жандармским палашом и казачьей нагайкой… Были потаенные собрания искровцев и марксистов иного толка, представлявших дворянскую, разночинную и местечковую интеллигенцию. Впрочем, только ли интеллигенцию?

Было и другое. В лихолетье Смутного времени рязанские мужики, возглавляемые воеводой Прокопием Ляпуновым, первыми выступили против засевших в Москве и других русских городах поляков, литовцев и шведов.

Помнить, чтобы не забыть 1

Двумя столетиями позже, на поле Бородина, ратники из Рязанского народного ополчения насмерть бились с гвардейцами Бонапарта, не дрогнули, не обратились в бегство. Фельдмаршал Кутузов знал, на кого положиться. Знаменитым Рязанским пехотным полком, покрывшим себя вечной славой во многих сражениях на пути от Москвы до Парижа, командовал наш земляк Иван Никитич Скобелев. Полковник и Георгиевский кавалер, адъютант Светлейшего в Бородинском сражении, он проявил себя талантливым писателем-баталистом. Вот, в подтверждение этого довода, его трагический рассказ о самых, быть может, горьких минутах в жизни тогдашней России. Скобелева пригласил к себе дежурный генерал российской армии Кайсаров, распорядился взять бумагу и перо. «Я тотчас уселся,— вспоминал Иван Никитич.—Кайсаров сделал то же, но, углубясь в думу, не говорил ни слова; я не сводил с него глаз. Молчание длилось; наконец он тяжело вздохнул, и слезы градом покатились по лицу его. «Что с вами сделалось, отец и командир?» – с живым участием спросил я. «Пишите!» – сказал он. «Я давно готов». – «Пишите: «Секретно». – «Есть!» – «Состоявшимся в Военном Совете определением постановлено: для спасения России пожертвовать Москвою!»… С этим вместе бросил я перо и в исступлении закричал изо всей мочи: «Вы шутите, Паисий Сергеевич! Возможно ли это?» — «Вооружитесь терпением и продолжайте писать,—сказал мне Кайсаров. – Кутузов дожидается бумаг и не уснет, не подписав их». Скрепя сердце кое-как кончили мы рано все, и к сугубому удивлению моему – в то же время – Светлейшим подписаны были все повеления, которые, отправя по принадлежностям, мы всю ночь не сомкнули глаз. Кайсаров при уповании на спасительные последствия несколько раз принимался оплакивать, разумеется, столицу; я же, в простоте сердца, ревел за всю Россию; мне казалось, что ежели за Москву не пролилась кровь рекою, так на что же кровь-то в жилах нашего брата-солдата».

Как вы, читатель, наверняка догадались, эта трагедия разыгралась в Филях, после знаменитого Военного Совета, многажды запечатленного в литературе и живописи.

Войну за освобождение Болгарии от пятисотлетнего турецкого ига – наконец-то об этом заговорили вслух! – выиграли солдаты и волонтеры из России под предводительством «белого генерала» Михаила Скобелева, внука героя Отечественной войны. На ленте венка, возложенного Генеральным штабом к гробу предательски убитого военачальника, просматривалась четкая надпись: «Герою Михаилу Дмитриевичу Скобелеву, полководцу, Суворову равному».

Такие вот получаются разновесы, а у вас в руках, уважаемый читатель, не учебник политэкономии, а путеводитель по городу и времени.

Зовет в дорогу.

В двадцатый век Рязань входила, раскинув, как два крыла, две железнодорожные ветки: одну – к Москве, другую – к Козлову (ныне Мичуринск Тамбовской области).

Входила, оберегая в тепле своих жилищ тридцать с небольшим тысяч жителей, славящих бога в 36 православных и нескольких иноверческих храмах.

Входила, имея за спиной куцую промышленность: шпалопропиточный завод (к слову сказать, уже тогда начавший безобразить и убивать дивную красоту Окской поймы), мастерские по производству борон и однолемешных плугов и железнодорожные мастерские, да нищий рабочий класс – что-то около тысячи человек. Добрая половина из этой тысячи слыла сезонниками: зимою вкалывала в цехах, а с теплом подавалась в деревню, поближе к земле-кормилице. Такой вот был гегемон!

В двадцатый век Рязань – как и вся Россия! – вошла, неся на своих плечах тяжкий груз войны с Японией и революции 1905 года. Чуть позже еще две страшные войны: первая мировая и Гражданская, между которыми, в семнадцатом, вспыхнули опять же революции – февральская и Октябрьская.

Потом был тридцать седьмой год с пытками и расстрелами в подвалах НКВД. В списках жертв, публикуемых местной прессой, продолжение следует и следует—конца не видно.

И еще одна война – Великая Отечественная. Враг ходил и по Рязанской земле – в Михайловском, Скопинском, Захаровском и Милославском районах, правда, недолго—до декабря сорок первого, до начала разгрома гитлеровцев под Москвой. Пробиться в город оккупантам не удалось: судьба хранила древний Переяславль, памятуя о муках, выпавших на его долю в столетия татаро-монгольского ига.

На рязанских полях началось и пошло по Союзу движение женских тракторных бригад. Имена замечательных трактористок Дарьи Гармаш, Елены Уразовой, Екатерины Коноваловой и их подруг были известны всей стране. Фронтовики, не зная точных адресов, выводили на треугольниках писем: Рыбновская (или Сараевская, или Мервинская) МТС, бригадиру Даше (или Лене, или Кате)…

270 рязанцев из числа фронтовиков удостоились в годы войны звания Героя Советского Союза, около сорока стали полными кавалерами ордена Славы.

Помнить, чтобы не забыть 2

Цифры павших на полях сражений превышают приведенные выше в десятки раз. Только два имени из множества тысяч. Младший лейтенант Дмитрий Кокорев, летчик. Ранним утром 22 июня 1941 года совершил первый в истории Великой Отечественной войны таран, сбив «Мессершмитт-110». Погиб позже, защищая небо Ленинграда. И Федор Полетаев, рядовой Красной Армии и рядовой Гарибальдийской партизанской бригады в Италии, до войны—кузнец. Ценой своей жизни спас боевых друзей…

Вечная вам слава и память, защитники Родины, все вы – Герои!..

Оцените статью
Мои заметки
Добавить комментарий