Доброго человека узнают по улыбке, древний город — по историческим достопримечательностям. В Риме это — Колизей, в Афинах — Акрополь, в Лондоне — Тауэр. Столица Франции не преминет показать заезжему человеку прославленный Виктором Гюго Нотр-Дам, известный большинству из нас как Собор Парижской Богоматери. Символом России на протяжении веков оставался московский Кремль.
Рязань тоже могла бы похвалиться своим Кремлем, и бессмысленны возражения, что он — не чета московскому, статью в исполины не вышел. Тоже бесстрашный витязь, тоже крепил границы молодого российского государства и, кстати, Москву выручал не единожды. Но подробный рассказ о рязанском Кремле — впереди, а пока… Пока о том, что есть у нашего города и другая достопримечательность, неосязаемая, но — существенная. Над ней ломают головы ученые мужи, она давно и не без успеха загоняет в тупик эрудитов, любителей стирать белые пятна на карте старины. Речь — о происхождении названия Рязань. На сей счет существует едва ли не два десятка версий. Среди них — и вполне серьезные, подкрепленные научным поиском, усердием доказательств, и откровенно вздорные, явленные миру вдохновением авантюристов. Перечислять все — злоупотреблять доверием читателей. Не лучше ли задержаться на самых весомых?
Итак, Рязань! Откуда взялось, с чем — при каких обстоятельствах, по каким признакам — напевное это слово входило в сознание наших пращуров?
Город рождался на топи, на болотах, то бишь на «рясах», копают почву изыскатели с археологическим уклоном, отсюда — поименование.
Быть того не может! — возражают оппоненты-историки. Обе Рязани — и Старая, сожженная татаро-монголами, и Переяславль, перехвативший впоследствии ее имя, — возникли на высоких берегах рек, на возвышенностях, тянулись к солнышку в зените. На болотах, копай не копай, и намека на них не обнаружишь. А название — оно от древнерусских монет, были такие: «резань», «резаны».
Про монеты эти, к месту заметить, помнил и Сергей Есенин. Есть в его поэме «Песнь о великом походе» такие строки:
Ни ноготой вас не взять,
Ни резанами,
Вы гольем пошли гулять
С партизанами…
Это — о бесшабашной удали русского человека.
Приверженцы топонимики тяготеют к своему варианту: Рязань — искаженное, вернее, трансформированное прозвание мордовского племени «эрзя», освоившего здешнюю территорию до массового заселения ее славянами. Якобы освоившего.
Читатель волен поверить в любую из этих версий, волен оспорить их или — при желании — предложить свою. Как молвится, милости просим! Существует, однако, и еще теория, самая молодая по летам своим, но, думается, самая убедительная по сумме доказательств. Краеугольным камнем в ней — глагол «резать»: Рязань (или Резань) — значит, «отрезанная земля», «отрезанный край». От необозримых пространств, заселенных единокровными братьями, волею судеб на время отрезанный. Под волею судеб надо понимать разрушительные набеги кочевников, прежде всего, половцев, которые, по справедливому замечанию украинского историка Д. Багалея, оказались «не чета печенегам: целых два столетия Русская земля должна была употребить на борьбу с ними». Два столетия, начиная с середины одиннадцатого века. То есть в «упор до появления нового, еще более грозного завоевателя — Орды хана Батыя.
На исходе XI столетия, утверждает исследователь и создатель этой версии, «…последние русские поселения степной полосы и Дежа покидаются их жителями. Раскопки Белой Вежи показывают драматическую картину разорения и уничтожения некогда цветущего города. Население отступает частично «в Русь». Но в Руси тоже неспокойно. Поток переселенцев в «Залесскую землю» и в район Средней Оки возрастает. Но теперь и донской путь в район Средней Оки становится трудным, а временами, видимо, вообще недоступным. В какой-то момент русские колонии в районе Средней Оки оказались отрезанными от «Русской» земли. И они получили название «отрезанной земли», то есть «Резани»… А мордва из племени «эрзя» никогда не обитала на здешней территории, бесспорное доказательство тому — характер древних захоронений.
Авторство этой, как уже сказано, наиболее убедительной теории принадлежит Аполлону Григорьевичу Кузьмину. Жаждущих узнать подробности отсылаем к многочисленным работам почтенного профессора. Отправной же точкой была статья молодого еще ученого, опубликованная опять же в «Ученых записках Рязанского пединститута» (т. 62, 1969 г.)
Здесь, в угоду неискушенному читателю, необходимо сделать несколько существенных уточнений. Или дополнений, что, в общем-то одно и то же.
Первое. Под Рязанью (Резанью) древние русичи разумели не только стольный город, но — землю в целом: все иные города и села на ней, все леса и пашни, реки и озера, урожаи и живность. Иными словами, все, что пребывало в границах княжества, и все то, чем прибывало оно. «…Рязань… обнимала большое пространство земель, лежавших по среднему течению Оки, по ее притокам с правой стороны и по верхнему Дону», — утверждает в «Истории Рязанского княжества» Дмитрий Иванович Иловайский, виднейший ученый и наш земляк, один из первопроходцев в загадочное древневременье.
Второе. Изначальной столицей княжества был город, впоследствии сожженный ордою хана Батыя. Раскопки на месте Старой Рязани открывают мир поистине сказочный, а то и мифический. Мир бескорыстных, гостеприимных, прекраснодушных людей, владевших сотнями ремесел, разумевших грамоте, не без выгоды для себя торговавших с заморскими странами, умевших постоять или с честью погибнуть за отчий кров.
Третье. Нынешняя Рязань когда-то называлась Переяславлем. В начале XIV века Переяславль переял — перенял — у Старой Рязани ее высокое назначение: быть столицей земли. В 1778 году, по указу Екатерины II, перенял и собственное имя.
Первое летописное упоминание о Старой Рязани относится к 1096 году, о Переяславле — тут свидетельством запись в Следованной псалтыри — к 1095. Археологи единодушны: люди селились в этих местах с незапамятных пор, и вот вам весомые доказательства — многочисленные стоянки первобытного человека. Селились, сомнений нет, но, доверясь письменным источникам оттуда, из одиннадцатого столетия, сегодня, на исходе двадцатого, толкуем мы всего лишь о девяти веках существования нынешнего областного центра. Девять веков Рязани — не просто девять веков истории. Это, прежде всего, бытие поколений — во времени и на земле. Чья-то невидимая миру печаль. Чья-то плещущая через край радость. Плач по умершим и убиенным. Прощание с языческими богами. Торжество крещения новообращенных и новорожденных… Свирепствовали и утихали стихии. Огненные знамения, перечеркивая небесную твердь, сулили моровую язву и всеобщую погибель, войны и неурожай, чуму или холеру. Леший — хозяин дремучего бора — забивался в дупло старого дуба, заслышав хмельной посвист Соловья-разбойника. У сонной глади вод поджидали припозднившихся купальщиков волоокие русалки, а в избушках с земляным полом и оконцем, затянутым бычьим пузырем, хозяйничал лукавый домовой: перетаскивал горшки с загнетки в подпечек, «душил» на зорьке заспавшихся домочадцев. Менялись орудия труда и способы производства, совершенствовались или разрушались формы социальных взаимоотношений, но человек оставался человеком. Смеялся и рыдал. Любил и ненавидел. Бил поклоны перед образами и загибал в бога, в душу и в мать. Пахал землю и защищал ее. Пел песни и сочинял сказки. Тешил себя извечной пустопорожней мечтой о том, что у детей сложится не так, как сложилось у родителей — и сытней, и веселее сложится.
Все это — вкупе — и называется жизнью, которая, отшумев, отстрадав, преобразуется в Историю. Страны. Отечества. Города. Хотя бы и крохотного сельца — до тех пор, пока не снесено оно с лица земли и, более того, пока — пусть и снесенное, поверженное, уничтоженное — существует в нашей памяти.
Из самой древней — за гранью девяти веков — частички Истории оставили нам пращуры разбросанные там и сям клады с дирхемами арабских халифатов, с киевскими гривнами, с византийскими монетами Иоанна Цимисхия, Алексея I Комнина, с немецкими динарами Оттона… Зарубки на скрижалях Истории, ответ на вопрос, который не может не волновать: в своем ли соку варились древние рязанцы или знали, прокладывали пути-дороги в страны ближнего и дальнего зарубежья?
Знали, прокладывали.
Чуть более поздние странички той — стародавней — жизни не оторвешь от темы татаро-монгольского нашествия, от былин и сказаний, в которых — по ходу действия — хозяином жизни на Руси стал пришлый черный человек, коварный и безжалостный, а русичу — на выбор доставалась одна из двух доль: то ли в рабство, в полон, то ли — на борьбу, в сечу. Известно, что свободолюбивые пращуры наши выбрали борьбу, ратный подвиг. И доказали — на Воже, в Рязани, на Куликовом поле — как остры наши мечи, беспромашны копья…
