Ехали не спеша, почти месяц, водой и сушей. От Москвы следовали через Коломну, Зарайск и Скопин.
3 ноября 1727 г. потрепанным, но еще богатым обозом прибыли в Раненбург, где Меншиков с семейством был помещен в собственном доме под строгим караулом. Крепость запиралась с вечерней зарей и отпиралась с утренней. При комнатах Меншикова с супругой и его детьми были поставлены часовые. Александра Даниловича никуда не выпускали, кроме как в церковь, которая находилась в слободе, а не в крепости, при этом Пырский сам сопровождал его с шестью солдатами, против же церкви выставлял караул из 40 человек. А с декабря и эти выезды прекратились: в крепость была доставлена полотняная церковь.
Меншиков не терял надежды вернуться ко двору, но поступил весьма опрометчиво, подписав поданный ему паспорт одному из своих берейторов, где был указан полный его витиеватый и высокопарный титул:
«Мы, Александр Меншиков, Римского и Российского государств князь и герцог Ижерский, наследный господин Аранибурха и иных его царского Величества всероссийского первый действительный тайный советник, командующий генералиссимус войск и генерал-губернатор губерний Санкт-Петербургской и многих провинцей его царского Величества, кавалер святого Андрея и Слона и Белого и Черного орлов, и прочая, и прочая, и прочая. Объявляем сим…»
Паспорт этот был заверен княжеской печатью и впоследствии послужил одним из пунктов обвинения Меншикова: как он осмелился подписываться и титуловаться князем, будучи лишенным княжеского достоинства и чинов?
Меншиков как будто не замечал скакавших к Пырскому нарочных, отбиравших у его детей ордена, лошадей и экипажи и удалявших из крепости всех княжеских солдат. Зато нависшую над ним угрозу хорошо поняли его приближенные. Лекарь, священник и служители Меншикова начали проситься в отпуск. Уходили, кто куда мог, под разными предлогами. Меншиков, не чиня препятствий, подписывал отпускные.
С арестом Меншикова в Верховный совет посыпались жалобы и денежные претензии к нему от частных лиц. Для разбора этих жалоб и претензий была образована специальная комиссия. Вскрылись злоупотребления Меншикова государственной казной и получение им взяток в больших размерах. Например, голштинский герцог подтвердил, что Меншиков взял с него взятку в сумме 60 тысяч рублей. Петр II пришел в совет и объявил:
— Послать к Меншикову нарочного и обо всем допросить с принуждением и угрожая, что поступлено будет с ним иначе, если не скажет истины. Совет вынес решение о конфискации всех имений Меншикова, а для его допроса был направлен в Раненбург действительный статский советник Плещеев. Вместе с Плещеевым послали для смены Пырского гвардии капитана Мельгунова.
5 января 1728 г. оба они прибыли в Раненбург. Плещеев и Мельгунов приступили к описи имущества семьи Меншикова в присутствии всех наличных офицеров, солдат и дворни.
В большой столовой палате, окруженный дворецким и служителями, сидел Меншиков с семейством. Рядом громоздились сундуки и собранные из разных комнат вещи. С другой стороны находились Плещеев, Мельгунов, офицеры и солдаты.
Раскрылись два огромных сундука, наполненных бриллиантовыми, алмазными и золотыми вещами, два с серебряными, три — с серебряными и медными деньгами, девять — с богатым платьем и бельем. Меншиков сам передал Плещееву алмазные шпаги, пожалованные ему Петром I, и перстни, подаренные Екатериной I.
Присутствующие воззрились на Меншикова в ожидании увидеть его душевное смятение. Но массивное его лицо, гордая осанка и даже тяжелые руки выражали суровость и величавость, а мысли его — об этом говорили глаза — были далеки от происходящего. Может быть, вспомнились ему великие деяния Петра, главнейшим исполнителем которых он был? Или тень его встала перед ним и закрыла богатства, ставшие ненужными и бренными?..
Дарья Михайловна, постаревшая и похудевшая, прижимала к глазам платок, мокрый от слез; Мария, таявшая на глазах семьи, оставалась безучастной ко всему; четырнадцатилетний Александр и младшая сестра словно ушли в себя, вспоминая недавнее сказочное прошлое…
В течение трех суток Плещеев и Мельгунов принимали, описывали и опечатывали вещи. В то же время Верховный тайный совет занимался конфискацией других имений Меншикова.
Всего было конфисковано: 120 тысяч душ крестьян, шесть городов (Ораниенбаум, Ямбург, Копорье, Почереп, Батурин и Раненбург), 17 домов и 200 лавок в Петербурге и Москве, капитал в 13 миллионов рублей, кроме этого, на 1 миллион рублей всякой движимости, алмазов и бриллиантов, более 200 пудов золотой и серебряной посуды, множество платья, вышитого золотом, бриллиантами и алмазами.
Меншиков был допрошен по 120 пунктам, после чего почти три месяца жизнь в крепости проходила спокойно. Александр Данилович рассчитывал, что если его и не вернут ко двору, то навсегда оставят в ссылке в Раненбурге. Так в самом деле с ним и хотели поступить.
Но 24 марта 1728 г. в Москве у Спасских ворот было найдено подметное письмо, «наполненное всякими плутовскими и лживыми внушениями, доброхотствуя и заступая за бывшего князя Меншикова». В письме сообщалось, что Меншиков имеет высокий ум и если его не вернут, то дела пойдут плохо, потому что любимцы императора — неспособные к управлению государством люди.
Это слишком оскорбительное для временщиков письмо вызвало подозрение, что оно было написано под диктовку Меншикова или по его внушению. Начались «строжайшие исследования», ни к чему, впрочем, не приведшие: автор подметного письма остался неизвестен. Но письмо это круто изменило судьбу Меншикова.
8 апреля 1728 г. император подписал указ о ссылке Меншикова с женою и детьми в Березов Тобольской губернии — дикий край за 3 тысячи верст от Москвы. 16 апреля из Раненбурга выехал странный обоз. В рогожной кибитке везли Меншикова с супругой, на телеге сидел их сын Александр, обернутый в шубу, с пуховой шляпой на голове, а за ним, тоже на телеге, прижавшись друг к другу, ехали его сестры в зеленых тафтяных шубках и в белых атласных чепцах.
Ссыльных окружали солдаты во главе с капитаном Крюковским.
В восьми верстах от Раненбурга обоз нагнал капитан Мельгунов с командой солдат. По предписанию Верховного тайного совета он приказал выйти всем из повозок, и солдаты стали выбрасывать на дорогу пожитки ссыльных. Мельгунов отобрал «лишние» вещи — запасную теплую одежду и белье ссыльных, оставив их в простых легких платьях.
Праздник пасхи 21 апреля ссыльные встретили в Переяславле-Рязанском, а на другой день отправились водой до Соликамска через Муром, Нижний Новгород и Казань. В 12 верстах от Казани около села Услон пришлось остановиться из-за болезни княгини. Больной ее вывезли из Раненбурга, и езда на телеге, без шубы, скудная арестантская пища и отсутствие медицинской помощи быстро привели к смерти. Она скончалась в крестьянской избе на руках семейства, окруженная солдатами. Ее похоронили в селе Услоне около сельской церкви. Меншиков с детьми, в черном суконном кафтане, в бараньей шапке, запахнувшись в тулуп, ехал все дальше и дальше — умирать.
